Цой жив. Вот уже 21 год |
Tweet | Посетителей: | 30148 |
Колонка редактора > Bushido.ru - Бусидо - Путь воина - Портал боевых искусств. Цой жив. Вот уже 21 год
Главный_редактор
17-08-2011 00:00 |
|
Цой жив. Вот уже 21 год
А начну я с другой параллели, напрашивающейся сама собой. Буквально 2 недели тому назад был день памяти Владимира Высоцкого. С момента его смерти прошел 31 год. То есть уход Цоя от ухода Высоцкого отделяет всего-навсего 10 лет. На фоне пролетевших двух десятков лет этот период уже кажется небольшим сроком. Казалось бы, наше восприятие этих певцов-поэтов сейчас должно быть уже примерно одинаковым. И, тем не менее, при всей моей любви к Высоцкому и регулярному перечитыванию/прослушиванию его песен, даже для меня Высоцкий – некий динозавр, существовавший когда-то давно-давно, наверное, еще вместе в Пушкиным и Лермонтовым. Хотя Высоцкий, снявшийся в почти 30 фильмах, которые регулярно крутят до сих пор, против Цоя, снявшегося всего в трех, которые никогда не показывают, должен по идее нами восприниматься более живым, что ли. Как воспринимаются многие уже давно навсегда ушедшие актеры. Но это не так. Объяснений этому можно придумать много, но все они если и объясняют феномен «Цой жив», то лишь частично. И, тем не менее, коснусь их.
Распространено мнение (особенно это было популярно в 90-е), что романтизация Цоя связана только с тем, что он погиб молодым. Что популярность Цоя и его песен связана только лишь трагической гибелью. (Как замечательно пел Высоцкий в песне «О фатальных датах и цифрах»: «Кто кончил жизнь трагически - тот истинный поэт, а если в точный срок - так в полной мере»). Но и Владимир Высоцкий ушел фактически молодым человеком – в 42 года. Конечно, 28 лет – совсем юный возраст, но не такой уж и исключительный для поэта. Лермонтову навсегда осталось 27. И те, кто читают его сейчас - спустя 200 лет – делают это не из-за его ранней трагической гибели. Есенину было 30, Гумилеву – 35, Пушкину, Маяковскому, Байрону, Рембо было 37. Но были еще десятки-сотни-тысячи рано или трагически ушедших поэтов, которых мы не знаем и не помним, потому что дело не в возрасте или обстоятельствах смерти человека, а в том, что несет его творчество. Так что, если бы дело было только в этом, то велика вероятность, что Цоя сейчас бы никто уже не слушал.
Отчасти феномен объясняется тем, что прошло все-таки еще не очень много времени – смены поколения, которое происходит как считается через 25 лет, еще не произошло. Поколение ровесников Цоя еще активно, фактически оно сейчас и определяет во многом жизнь нашей страны. Эти люди, естественно, ностальгируют по своей молодости, которая прошла, в том числе, и под песни Цоя (У кого молодость прошла под «Ласковый май» - ностальгируют на «Дискотеке 80-ых»). Посмотрим, конечно, как они будут воспринимать Цоя лет через десять-двадцать, но замечу, что даже через 10, а тем более через 20 лет после смерти Высоцкого никто не говорил: «Высоцкий жив!»
Безусловно, аудитория Высоцкого в целом старше. Высоцкий написал свое первое стихотворение («Татуировка») еще в далеком 1961 году – за полгода до рождения Цоя. Казалось бы, это не намного раньше, чем свое первое стихотворение написал Цой – в 8 классе, то есть в 1975 году, когда создал свою первую группу. И если посчитать, то можно увидеть, что сейчас Цоя слушает уже не только молодежь, но и люди к 50-ти годам. Так что возрастные рамки аудитории и Высоцкого, и Цоя сейчас уже сильно не отличаются. Но дело тут не в паспортном возрасте, а в социальном.
Время появления главного проекта Цоя - группы «Кино» (а до этого он играл на басе в "Палате №6", «Гарине и Гиперболоиды», участвовал в записях «Автоматических удовлетворителей») - совпало с кардинальными изменениями в жизни страны. Этот период разделил историю нашей страны на «до» и «после». И не только историю, но и людей: на людей «до» и людей «после». Кто-то навсегда остался в СССР, а кто-то смог адаптироваться к новой жизни. А потому, хотя время Высоцкого от времени Цоя отделяет всего каких-то 15-ть лет, разница между аудиториями этих певцов-поэтов огромна.
Аудитория Высоцкого (как и он сам!) – это люди, целиком сформированные в СССР, и в нем же и оставшееся. Для них главное – содержание, смысл, слово. Слушатели Высоцкого умеют слышать между строк, понимать недосказанное, делать выводы из пауз и интонаций. Потому что в то время по-другому было невозможно. И по этой же причине Высоцкий (в какой-то степени это произошло даже вынужденно!) как поэт значительно превосходит Цоя. У Цоя тексты очень просты, построенные на банальных и бедных (это термин!) рифмах, типа «тень-день» или «сна-весна», у Высоцкого все наоборот – обороты типа «В Шерметьево / В ноябре третьего / Метео условия не те», где рифмуются существительное-числительное-местоимение, можно встретить сплошь и рядом. Но это не означает, что такие сложные по построению стихи сложнее в восприятии. Сложные рифмовки Высоцкого построены на разговорной речи, а потому легко запоминаются. Вы сами сходу вспомните не одну такую рифму, сидящую навечно в мозгу, например: «Вдох глубокий, руки шире, не спешите. Три-четыре!» Кроме того, Высоцкий и как мелодист превосходит Цоя с его тремя аккордами, а мелодика стиха значительно упрощает восприятие. (Всё это хорошо иллюстрируется тем, что Высоцкого слушают и любят люди совершенно различных социальных статусов, в отличие, скажем, от интеллектуальной публики Окуджавы или Галича).
А что же аудитория Цоя? Его слушатели хоть и родились в СССР, но они - поколение новой, а точнее, переходной России. Не нынешней, а той, успевшей в промежуток между социальной и экономической несвободой глотнуть полной свободы. (Интересно, что представители рок-движения столкнулись с новыми реалиями жизни раньше многих других. И Цой, который, казалось, погиб 15 августа 1990 года, еще в СССР, не успев увидеть по-настоящему новой России, на самом деле успел почувствовать главное – вкус этой свободы. И передать его. Хотя и не успел ею воспользоваться в бытовом, повседневном смысле). А потому для творчества Цоя слова и музыка вторичны. Главное – это ощущения и чувства. (В том числе и ощущение свободы в широком смысле слова – внутренней свободы). То есть, главное в его творчестве – это энергия, потому что чувства и ощущения и есть энергия. И только через нее и следует воспринимать и оценивать его творчество.
С этой точки зрения, творчество Цоя - ирреально. В том смысле, что любовь к песням Цоя не поддается осмыслению, а проистекает напрямую откуда-то из сердца, минуя все логические структуры. И это чисто энергетическое восприятие. Хорошим признаком энергетического восприятия творчества является нахождение в одной и той же песне (картине, фильме и т.д.) разными людьми разных, часто противоположных, смыслов. А на самом деле это означает, что какого-то специального смысла в песне и не было – каждый, получая свою порцию энергии, просто материализует из своего воображения то, что хочет. При этом энергетика творчества, проникая сразу куда-то в душу, нивелирует все явные и неявные недостатки ремесла и делает неважным весь антураж.
Я думаю, что Виктор Цой - тот редкий случай трансформации мощной (хоть и неосознанной) энергетики творчества. Если энергетический посыл очень велик, то эта энергия может отделиться от своего носителя и начать существовать независимо. (При этом зачастую сам творец как личность не дотягивает до уровня создаваемого же им самим творения. Это часто приводит к изменению восприятия людьми самого творца, и очень часто - к ложному восприятию). По этой причине искренние слушатели Цоя могут – физически могут! – в силу своего восприятия ощущать Цоя живым. Потому что его творчество воспринимается через энергию, а энергия его творчества все еще продолжает существовать самостоятельно, хотя самого Цоя давно нет. Энергия – это жизнь. То есть если есть контакт с его творчеством, есть ощущение самого Цоя. И наоборот.
(Кстати, тут есть о чем поразмыслить. А именно: что это за энергия и откуда она? Я предполагаю, что это энергия души. А потому такой мощный всплеск энергии, отделение части энергии от души может приводить к достаточно ранней смерти творца, если творец ее не возобновит. Вспомним еще раз примеры, что я привел в начале поста. А значит встает вопрос: неизбежно ли путь настоящих творцов ведет к ранней смерти или есть пути компенсации этих потерь? У меня есть теория и на этот счет, но это уже совсем другая и большая тема для разговора. Не в этот раз).
Возвращаясь к Цою, важно отметить, что я ощущаю энергию его творчества как позитивную, положительную. В отличие от разрушительной энергетики целой когорты появившихся тогда же групп, некоторые из которых сосут из нас энергию до сих пор. В значительной степени это связано с тем, что у большинства рок-групп того времени все творчество было построено на отрицании. В отличие от «Кино». Послушайте внимательно песни Цоя. Вы не найдете там даже намека на социальный подтекст или протест, что было очень модно тогда. Многие группы делали ставку на это противостояние – назовите сегодня хоть одну из них. А у Цоя даже в знаменитой "Перемен!", которую провозгласили в конце 80-х гимном времени, нет ничего, что можно было бы даже при желании подвязать к протесту или отрицанию. Вспомните:
Вместо тепла - зелень стекла,
Вместо огня - дым,
Из сетки календаря выхвачен день.
Красное солнце сгорает дотла,
День догорает с ним,
На пылающий город падает тень.
Перемен! - требуют наши сердца.
Перемен! - требуют наши глаза.
В нашем смехе и в наших слезах,
И в пульсации вен:
"Перемен!
Мы ждем перемен!"
Электрический свет продолжает наш день,
И коробка от спичек пуста,
Но на кухне синим цветком горит газ.
Сигареты в руках, чай на столе - эта схема проста,
И больше нет ничего, все находится в нас.
Перемен! - требуют наши сердца.
Перемен! - требуют наши глаза.
В нашем смехе и в наших слезах,
И в пульсации вен:
"Перемен!
Мы ждем перемен!"
Мы не можем похвастаться мудростью глаз
И умелыми жестами рук,
Нам не нужно все это, чтобы друг друга понять.
Сигареты в руках, чай на столе - так замыкается круг,
И вдруг нам становится страшно что-то менять.
Перемен! - требуют наши сердца.
Перемен! - требуют наши глаза.
В нашем смехе и в наших слезах,
И в пульсации вен:
"Перемен!
Мы ждем перемен!"
Это очень хорошая лирика! Просто лирический герой Цоя непривычен для того времени - он сам в себе, внутри своей свободы, с собственным странным укладом и принципами. И ключевое слово здесь – внутренняя свобода. Поэтому он близок миллионам. И поэтому же он до сих пор актуален. И чем больше свобода опять загоняется внутрь человека – тем актуальнее.
В какой-то степени Цой сам играл роль своего лирического героя. Как вспоминает о нем Рашид Нугманов, автор «Иглы»: «Просто он являлся олицетворением романтизма, он в нем жил, он был у него в крови». А потому часто говорят о Цое как о герое-одиночке. Он загадочный, он немногословный. Считают, что образ Моро в «Игле» - это и есть настоящий Цой. Точно так же, как считают, что Жеглов – это и есть Высоцкий. И хотя это распространенная ошибка переноса образа героя на актера, а образа лирического героя на поэта, в случае с Цоем в этом утверждении есть большая доля истины. Но не в том, что Цой был таким, каковы герои его стихов и ролей, а в том, что он старался быть таким. И в этом стремлении создать образ «героя-одиночки» он во многом ориентировался на образ человека, которого считал своим кумиром. Человека, казалось бы, совсем из другого мира, но жизнь которого является в полной мере таким же классическим примером гигантского выброса творческой энергии. Я имею в виду Брюса Ли. (Освежите биографию Брюса Ли - здесь).
Константин Кинчев («Алиса») вспоминает: "Он хотел быть как Брюс Ли - кумир его". А Артем Троицкий рассказывал: "Как-то мы с Цоем говорили о литературных и прочих кумирах, и я упомянул своего любимейшего Дон Кихота". "Нет, это не мой персонаж", - сказал Цой, - "он не сконцентрирован, он слаб". В этом смысле его персонаж - Брюс Ли, на которого он хотел быть похожим – полная противоположность Дон Кихоту. Но поразительно, что как-то так получилось, что в самом Цое эти два персонажа объединились. Его друг Александр Титов вспоминал: "Витька меня всегда поражал. Он был человеком абсолютно неброским, не умеющим себя подать, даже стеснительным в компании… Но он был очень сильный человек, очень сконцентрированный».
Самое поразительное, что все школьные друзья в один голос вспоминают, что в школе Цой драться не любил и стычек - как мог - избегал. (Смешная параллель: Брюс Ли говорил о себе так: «Я уверен только в одном: я не умею петь. Хотя обычно всем рассказываю, какой у меня богатый голос»). Но подражание кумиру все-таки со временем принесло свои плоды – драться он научился. И неплохо овладел нунчаку, о чем вспоминает Гребенщиков и другие друзья Цоя. И в «Игле» он достаточно убедительно снялся в сценах драк без дублеров. Помню, что у меня после первого просмотра сложилось твердая уверенность, что Цой – мастер каких-то единоборств. (Возможно, что и под влиянием его восточной внешности).
О внешности скажу особо. Еще давно, не зная об отношении Цоя к Брюсу Ли, я обратил внимание на их сходство. Иногда оно было просто поразительным. Посмотрите сами:
А в одной из драк в «Игле» он просто копирует своего кумира: 
Но все-таки главное – это не внешнее сходство, а, как я уже говорил, сумасшедший энергетический посыл в творчестве. Только благодаря ему, а каким-то не особенным данным или обстоятельствам, Брюс Ли, как и спустя полтора десятка лет Цой, смог стать кумиром целого поколения, вопреки всему, и здравому смыслу тоже. И меня не удивляет, что огромное количество фанатов Брюса Ли до сих пор верят, что он жив. И он жив, так же как и Виктор Цой. Потому что мы воспринимаем человека живым, пока чувствуем его энергию.
PS.
В заключении я подумал, что стоит привести еще несколько, пусть и притянутых за уши, причин написать о Викторе Цое на портале, посвященном единоборствам.
Как, например, у неизвестного автора креативного ролика «Киносны: Моро – Арагорн»:
Или у Федерации боевого самбо Украины:
Константин "Кот" Белый, 2011 
